Росс Барнаби - Загадка белого «Мерседеса» [Сборник]

Пробуждающийся интерес сделал взгляд его собеседника более открытым.

— Я к вашим услугам. Могу предоставить технический взвод.

— Спасибо, но я не вижу необходимости вытаскивать ваших ребят. Я думал поговорить с вельдвахтером, а затем посмотреть, что удастся найти в коттедже.

Начальник стражи стал куда приветливее.

— Точно! Но если вам что-нибудь понадобится, вам стоит только поставить нас в известность.

— Только подробная карта района, если можно.

Вельдвахтер, спокойный, мускулистый человек с огромным носом, был совершенно уверен в правильности своего опознания.

— Я знал его под тем же именем: минхер Стам. У меня иногда бывали для него бумаги; разрешение на рыбную ловлю и всякое такое. Если я проезжал здесь на велосипеде, то часто видел его по субботам и воскресеньям. Последние два месяца он почти не бывал здесь, но раза два я

видел, как он проезжал по деревне. Что это был за парень? Хотите знать мое личное впечатление? Потому что, как полицейский, я никогда не имел с ним столкновений. Всегда вежлив, спокоен и дружелюбен. У нас были хорошие отношения, потому что я люблю эту местность; даже если бы мне приплатили, никуда бы не перебрался. И он тоже; любил леса; Маас. Помешан был на рыбной ловле, удил каждый уик-энд. Сам я не ужу, мое увлечение — птицы. Много раз мы с ним болтали о птицах. Но рыба… Ему не мешала никакая погода. У него был мопед; наверное, ездил на нем в разные места, куда в голову взбредет.

Он не был гангстером, инспектор, я так считаю. Конечно, я — деревенщина, но мне он казался порядочным парнем. Надо было послушать, как он рассказывал о дикой орхидее или даже о зарослях наперстянки: он их чувствовал. Грибы, травы, любое растение. Немного постреливал, — у него было разрешение на охоту, но в основном для забавы, понимаете, сойка, кролик. Я знаю, инспектор, что вы при исполнении служебных обязанностей, но, может, вы не откажетесь от капельки джина? У меня есть, хороший. Он мне давал вальдшнепа, если ему случалось подстрелить парочку. И он знал, как выслеживать диких кабанов, — в этих лесах они водятся; а если хотите знать, нет зверя хитрее.

Откуда он был родом? Говорил, как южанин, но образованный, не так, как я. Я принимал его за бизнесмена, из Маастрихта, может быть, — но это меня не касалось. Вероятно, приезжал сюда, чтобы удрать от всего этого, и я его не виню. Мы, может, и отсталые, но живем долго и здоровой жизнью. Наверное, он тоже так считал.

— Где его жилье? Оно принадлежало ему? Он его построил?

— А, не все сразу. Оно в двух — двух с половиной километрах отсюда, прямо в лесу. Раньше это был охотничий домик; эти леса принадлежат одному старому барону, здесь владения его семьи. Теперь у нас есть комиссия по охране лесов и всякое такое, но об этом вам расскажет лесничий; он местный, знал барона. А я здесь только десять лет. Хотя минхер Стам снимал этот домик лет десять или даже больше.

Ван дер Валк потягивал джин, отличный, настоенный на черной смородине. Так вот как с этим был связан барон, — двух баронов ведь не могло быть. Но почему же нотариус не знал, если он ведал владениями и арендной платой барона?

— Ну, а как насчет его припасов? Он покупал в деревне?

— Нет. Все, что ему было нужно, он привозил с собой. Немного. Фрукты и все, что нужно для салатов. Я держу кур, так он часто брал у меня яйца. Мяса он мог себе настрелять, да и рыбы, думаю, мог наловить. Остальное он привозил на машине. Но об этой белой я ничего не знаю. Наверное, новая. У него действительно был «Мерседес», но старый и черный. А белый, вроде того, что у вас на снимке, — это на него не похоже, хотя и видно было, что денег у него много. Мне, конечно, жаль, что он умер, но я его сразу признал, когда тот молодой парень из городской полиции прибыл с вашим снимком. Странная история. Но это ведь ваше дело, инспектор, а не мое.

Гости? Налейте себе еще джина, рад, что он вам понравился. Из собственной смородины. Никогда не видал у него гостей. Правда, учтите, мне и видеть-то их было не с чего, особенно ночью; если только я не проезжал здесь на велосипеде, но эта дорога, собственно, никуда не ведет. Если вы хотите проехать через лес, есть дорога короче и лучше, а это ведь — тропинка, по ней просто волочат строевой лес. Лесничий может знать, он поближе, хотя и за километр, примерно. Они тоже были в хороших отношениях. Можно сказать, общие интересы; грибы и прочее. У него могли бывать гости, не обязан же он был докладывать нам, а?

Да, конечно, я могу показать вам дорогу. Отсюда держите влево. Первый поворот направо, за лавкой, примерно на триста метров дальше есть развилок. Оттуда снова налево, там тропинка. Машина по ней пройдет, но, пожалуй, потрясет маленько. Увидите большой бук, отмеченный белой краской; краска уже старая, но вы увидите с вашими фарами. Там, направо, есть дорога. Домик метров на сто в глубь леса. Вы хотите взломать его, инспектор? Тогда мне придется приглядывать там, порядка ради.

— Нет, у меня ключи. Какой-нибудь из них может подойти.

Он нашел тропинку — заросшую травой борозду, проделанную тракторами, волочившими бревна. Да, вот и бук, хотя краска очень старая. Он мог легко провести «Фольксваген» по тропе, но с большим « Мерседесом» это было бы трудно. Он вылез, захватив фонарик. В сухую осеннюю погоду земля затвердела, но еще видны были слабые следы. Он тщательно прочесал пространство до участка, но ничего определенного не было. Все заросло травой и мхом, а он не был индейцем.

Охотничий домик был простым сооружением; крепкий, маленький, одноэтажный домик из дерева и камня. Здесь, на расчищенном пространстве среди буковых деревьев он выглядел невинно и совсем не загадочно. Одна только дверь здесь была крепче, чем целый современный дом. Летом сюда могли забрести бродяги; минхер Стам был осторожен. Засов марки Чабб; да у него был ключ и к нему. Ван дер Валк восхищался людьми, построившими этот дом, может быть, для деда барона, во времена Императора. Смазанный засов легко проскользнул внутрь плотной дубовой балки. Со страстным ожиданием он щелкнул фонариком. Здесь будет что-то совсем иное, чем декорации в Амстердаме. Ему не пришлось разочароваться.

Раньше охотничий домик состоял из одной только большой комнаты и пары кладовок, где прислуга могла приготовить еду. Это было просто укрытие в лесу, вероятно, километрах в десяти от дома барона. Здесь он мог переодеться, отдохнуть и поесть, обдумать планы дневной охоты. Никто никогда здесь не спал, — может быть, только случайный охотник или лесник. По-существу, ничего здесь не переменилось, и конюх или лесник чувствовали бы себя здесь, как дома. Тут был тяжелый деревянный стол и три больших кресла с высокими спинками: на коже спинок был вытеснен девиз барона. Вместительный буфет со множеством полок и глубокими отделениями внизу; шкафы по углам с резными гербами над ними и длинная деревянная скамья, на которой столетие назад, блаженно и громко кряхтя, сидели джентльмены, с которых стягивали сапоги.

Ничего не изменилось. Даже большие медные лампы были те же самые. Только старую пузатую плиту с гирляндами чугунных украшений заменили современной, выложенной изразцами плитой французского типа, которая горит на любом древесном мусоре, обогревает комнату и готовит обед. На гладких, восхитительно ровных плитах пола лежал поблекший теперь персидский ковер. Это была замечательная комната. Стены обшиты панелями, грубо, но умело, под дуб, а потолок — с балками.

«Здесь должно быть тепло, и нет сквозняков, — подумал ван дер Валк. — Дом строил мастер своего дела; он может выстоять и против танка».

Он стоял, слегка потирая нос указательным пальцем, и никак не мог решить, вызывать ли ему техническую группу из Венло. Решив все-таки не делать этого, он немедленно почувствовал облегчение, будто камень свалился с плеч. И не только облегчение — ему стало весело и занятно. Тут, где Черный Майкл и молодой Руперт из Хентзау восхищались убитыми медведями, пили слишком много кларета, хвастались своими лошадьми, достижениями в выслеживании зверя и меткостью стрельбы и задумывали похищения деревенских красавиц, — тут, мирно бездельничая, жил Стам в течение десяти лет. И теперь это касалось только их двоих. Только их, совсем частное дело. Никаких тут шпагатов и мела, пожалуйста; никаких фотовспышек и глупых острот; никаких отпечатков полицейских сапог. Он был зачарован эти местом; он чувствовал, что стал уже больше знать о Мейнарде Стаме.

Потому что атмосфера была глубоко романтичной. Зайцы резвились под буковыми деревьями; бабочки, дымчатоголубые и зеленовато-желтые, порхали в пятнах солнечного света. Здесь стоял наполеоновский запах лошадиного пота, кожи и пороха.

Он потряс лампу, чтобы узнать, есть ли там керосин, зажег спичку и подождал, пока пламя станет ровным. Прелесть спокойного желтого света, создавшего из его тени на панельной обшивке картину Рембрандта, сделала его совершенно счастливым. Он затопил плиту, как и тогда, в Амстердаме. «Закрыты двери, свечи зажжены, и Илиаду прочитай в три дня».